Вопрос «что делать?» больше не стоит. Волнует вопрос «как?»

На днях мы сели с моим управляющим редактором, чтобы коротко обсудить события, сделавшие уходящий год для «Марчмонта» таким, каким он стал. Но разговор как-то сам собой вышел в плоскость более широких вопросов, ставших знаковыми для России в целом, вехами на зигзагообразном, но все же эволюционном пути движения страны к инновационной экономике. Да, этобылнелегкийгод, но были и достижения…

На пути к инновационной экономике Россия завершает еще один весьма неспокойный год. Отмечаете ли вы для себя какие-то заметные черточки этого года? Появились ли в региональной инновационной инфраструктуре какие-то новые элементы?

Я бы сказал, что главным достижением уходящего года стали реальные результаты, полученные Российской венчурной компанией, «Роснано», Сколково и прочими государственными инициативами поддержки инноваций.

К примеру, меньше года назад в Сколково сообщали, что у них «уже порядка ста компаний-резидентов». А буквально недавно, если я не ошибаюсь, это число подскочило уже примерно до 250. Еще год назад Сколково представляло собой лишь горстку высших начальников – а сегодня там уже целая команда. Уже работают пять кластерных фондов, с Массачусетским технологическим институтом заключено соглашение о создании в Сколково Института науки и технологий. И над всем этим уже работают.

У «Роснано» многомиллионные долларовые обороты на проинвестированных компанией в свое время проектах по производству нанопокрытий, нанокосметики и пр.

Год назад было принято решение о создании Российской венчурной компанией собственных инфраструктурного и посевного фондов. А сегодня оба фонда уже работают. У ИнфраФонда РВК одобрено уже три инвестпроекта, Фонд посевных инвестиций поддержал еще большее количество проектов – а ведь каких-нибудь пять лет назад нелепостью казалось само предположение, что РВК будет вкладываться в проекты на столь ранних стадиях. ФПИ РВК заинтересован сегодня и в проектах предпосевной стадии, что отрадно для нас в «Марчмонте».   

Какие регионы отмечаете в лидерах движения к инноватике, а кто отстает?

Томск, безусловно, в числе первых в России наряду с новосибирским Академгородком. Я думаю, Нижегородская область также имеет все шансы стать лидером: есть поддержка властей, технопарка «Система-Саров», в Нижнем создается центр предпосевной подготовки инновационных проектов. В числе других городов, что шагают вперед семимильными шагами, отмечу Казань и Обнинск. Конечно же, Москва и Санкт-Петербург, как и всегда, в числе первых.

Среди городов, где прогресс не так был заметен, но потенциал по-прежнему огромен, назову Челябинск, Астрахань, Екатеринбург и Тюмень.

Из обсуждений, что мы ведем по стране, я вынес один важнейший момент: направленность диалога изменилась. Вопрос «что делать?» больше не стоит. Теперь людей волнует вопрос, как воплощать идеи, как создавать больше клубов бизнес-ангелов, как направить деньги частного сектора на развитие инноваций и поддержку необходимой для инноваций инфраструктуры. И я без ложной скромности скажу, что «Марчмонт» сыграл существенную роль в формировании такого диалога. Мы пошли дальше лозунгов «Построим инновационную экономику!», предложив поразмыслить над тем, какие препоны на пути ее построения и как с этим справиться.

Государство – по-прежнему главный игрок на рынке, или же бизнес и вузы опережают?

Главный игрок – государство. Роль государства в этой стране трудно переоценить: именно оно закладывает основы, на которых частный бизнес может вкладываться в инноватику.

Высшая школа начинает понимать, как пользоваться возможностями типа федерального закона №217, и растет число историй успеха (и – к чему скрывать – неудач). Все это подталкивает федеральные власти к совершенствованию законодательства для повышения его эффективности.

Самое главное то, что частный сектор и государство должны научиться взаимодействовать для достижения общих целей. Может, в старой сырьевой экономике государство и привыкло рулить всем, но в модернизированной экономике, в основе которой – инновации, основная роль государства – обеспечение правильных мер стимулирования инвестиций в модернизацию со стороны владельцев компаний. И достигается это выстраиванием четких правил игры.

Как вы полагаете, законодательными мерами можно еще надежнее заделать брешь между государством, наукой и бизнесом?

Несомненно! Налоговые законы, правила валютного контроля, законодательство по ЦБ – все должно быть приведено в соответствие с веком, в котором мы живем. Например, давно пора повсеместно узаконить электронные контракты без печатей.

Молодые инноваторы должны иметь возможность спокойно открывать счета и взаимодействовать к глобальными лицензиарами, не прибегая при этом к «теневым», незаконным уловкам. Они должны иметь возможность вести дела с собственными банками у себя в родном городе, чтобы через них торговать продуктами и интеллектуальной собственностью по всему миру. Законы в России должны быть кардинально изменены, чтобы индивидуальные предприниматели могли без излишнего риска подключаться к проектам дома, а не за рубежом.

Мне кажется, в высших властных сферах в Москве это прекрасно понимают. Если в ближайшие два-три года в стране не появится новое поколение дружественных бизнесу законов, из страны уедет целое поколение молодых предпринимателей. А это уже катастрофа для России.

Общая тенденция такова, что инновационный малый бизнес подталкивают к поискам рынков сбыта за рубежом, а не дома. Это, на ваш взгляд, правильный метод стимулирования роста высокотехнологичных отраслей?

Однозначно нет! Выталкивание молодых инновационных компаний на зарубежные рынки – не что иное, как выдавливание их из страны вообще. Важнейшая задача – стимулирование внутреннего спроса на фоне законодательного снижения стоимости модернизации для владельцев компаний.

Необходимо подвергнуть существенному пересмотру антимонопольное законодательство и сделать его инструментом создания реальной конкурентной рыночной экономики, а не опорой для региональных монополистов, которым для процветания конкуренция и не нужна. У системы монополий нет будущего. Лишь конкурентная среда – как дома, так и в мировом масштабе, - способна подтолкнуть промышленников к вложениям в усиление собственных конкурентных преимуществ.

С вхождением России в ВТО и по мере интеграции в глобальную экономику конкурентный прессинг будет только расти.

Рассмотрите пример любой из инновационных экономик – будь то США, Израиля или Сингапура, – и вы увидите, что в первую очередь инноватика в этих странах становилась центром притяжения для собственной промышленности, и лишь потом, с развитием устойчивого внутреннего рынка, местные компании выходили на глобальную арену, пользуясь преимуществами и прибылями, полученными дома.

К сожалению, приходится признавать, что российская промышленность с неохотой приобретает российские технологии. Как подчас возникают на местных предприятиях инновации? На их советы директоров выходят западные компании и уговаривают их купить некую сказочную технологию, которая преобразит работу и прибыли. Проблема лишь в том, что нередко европейское «диво» оказывается технологией, в свое время разработанной в России, а позже красиво упакованной, скажем, в Германии и под этим «соусом» втридорога перепроданной на родину.

Российское правительство могло бы для устранения проблемы помочь с созданием в стране собственных качественных «упаковщиков» – центров предпосевного финансирования и поддержки, благодаря которым инноваторы из мира академической науки могли бы предлагать свои технологии в привлекательной для бизнеса «обертке».

Американская компания выводит на рынок Штатов прорывную технологию наноструктурированного титана, некогда разработанную в Башкортостане, но так и не нашедшую применения на российском рынке. Японская компания «отъедает» у Gilletteдолю рынка Японии с помощью революционной плазменной технологии заточки лезвий для бритвенных станков, разработанной томичами, но на родине также не востребованной. И примеров таких достаточно. Что это, по-вашему: диверсия? непонимание, как применять все это дома? наплевательское отношение к модернизации?

Проблема, что на поверхности, – отсутствие у разработчиков верных стратегий коммерциализации. Хотя корень трудностей в нехватке бизнес-ангелов – тех, кто как раз и должен играть ключевую роль в выработке таких стратегий.

Между академической наукой и бизнесом в этой стране фундаментальные нестыковки. Западные компании хотят российские технологии – ведь эти технологии в числе лучших в мире, – а внутренних инвесторов, которые сначала протестировали бы технологии дома, катастрофически не хватает.

Вот и получается, что ученый, пытающийся продать результаты труда и не находящий покупателей на родине, в конце концов получает приглашение от западной корпорации на высокооплачиваемую работу. И соглашается – потому что это реальный шанс воплотить свои мечты в товар.

Это не диверсия – это всего лишь показатель того, что Россия пока не подготовилась к своей роли в глобальной экономике. Главные акционеры крупных российских предприятий, мне кажется, не всегда догадываются, что нужно их активам для улучшения работы, а внутренних механизмов для продвижения и получения сигналов об этом снизу, от подчиненных, нет. Менеджмент среднего звена просто ждет, когда им дадут указания, как действовать. Не в их менталитете подталкивать вверх идеи с самого «донышка» структуры.

В известной мере это пережиток старых времен, когда только Госплан решал, что может улучшить работу отрасли и какова должна быть в этом роль науки.

Не вполне готовы в этом смысле и университеты. Исследованиями рынков они не занимаются – хотя их коллеги в США постоянно думают о том, какой продукт можно разработать, чтобы улучшить работу, скажем, General Electric или Ford. Идеи приходят с самых низов и усилиями бизнес-ангелов доводятся до сведения советов директоров крупнейших компаний. И здесь возникает симбиотический эффект, когда сами компании напрямую идут в университеты и заказывают им инновации. В России таких связей нет.

Инновационные «фирменные блюда» от разных регионов. Вам кажется важным разговор о региональной кластеризации? В условиях членства в ВТО инновационные кластеры – конкурентное преимущество России или же ее слабость?

Конечно, преимущество! Огромен потенциал таких кластеров, как фармацевтический в Обнинске, информационных технологий здесь в Нижнем Новгороде, ядерной медицины в Челябинске. У Новосибирска и Томска потенциал в самых разных сферах.

Думаю, что в ближайшее десятилетие взаимопроникновение кластеров будет только усиливаться, отзываясь на потребности сотрудничества отраслей для решения современных задач. Екатеринбургский специалист по нанотехнологиям должен будет работать совместно с биотехнологом из Обнинска, и результатом станет создание лекарства, на молекулярном уровне исцеляющего, скажем, церебральные нарушения.

Полагаю также, что в России возникнет сеть системных интеграторов, как я бы их назвал, для анализа различных трендов в фундаментальных исследованиях и последующего превращения их в продукты в первую очередь для российской промышленности. Доказав успешность продукта дома, изготовители смогут выводить его на мировые рынки. В ближайшие 15 – 20 лет развитие должно идти в этом направлении.

Ваше видение рынка инноваций вРоссиив 2012 году?

Мне кажется, в будущем году движение России к диверсифицированной экономике знаний ускорится. Прогресс несомненен, и Российская венчурная компания, «Роснано» и Сколково с большей энергией продолжат строить фундамент нового.

Не ослабеет и модернизационный драйв на высшем уровне. Нынешние политические волнения его только ускорят. Молодежь, активно заинтересованная в развитии страны, открыто выражает свои чувства по этому поводу – и не агрессивно, а позитивно, показывая, что она не хочет оставаться на обочине общественной жизни России.

Этими и другими мыслями я также поделился недавно с порталом VentureVolga.com. Буду рад ответить на ваши комментарии.